Вопреки расхожему мнению о том, что танки частенько заправляются с утра тормозной жидкостью со всеми вытекающими оттуда последствиями, Тарн среагировал раньше, чем Блицвинг успел доорать последнее слово. Стараясь не поджариться на дружественном огне, он рванул к миниботке, мертвой хваткой сцапал ее за шлем, безжалостно сминая антенны, запустил когти в стыки ее нагрудной брони, где, по его предположению, находился кристалл. И замер, невзирая на страшный опаляющий жар огнемёта с правого бока. Осознание происходящего вдруг резко изменилось: Блицвинг – злейший враг, Никель – друг, безвинная жертва, которую оболгали и с которой он так жестоко обошелся. Его следовало убить, её отпустить, а дальше…
Странное состояние длилось не больше двух секунд, а потом по сверхчувствительным пушкам прицельно хлестнула струя огня со спины. Тарн взревел от адской боли, перекрывая шум и вой, развернулся к трёхрежимнику, который орал что-то ещё – и в ту же секунду наваждение исчезло, уступив место целому спектру ощущений. Стволы за плечами горели, как будто их окунули в расплавленный металл, а фемка, жалкой тряпочкой повисшая в когтях, теперь олицетворяла для танкбота все зло Вселенной, с которым следовало незамедлительно расправиться. Что он и сделал, быстро отдирая свободной рукой пластину за пластиной и фактически заживо разбирая на запчасти истошно орущую и хрипящую Никель, которой больше не помогали ее способности: боль лишь подстёгивала Тарна, а Блицвинг, казалось, продолжал поливать огнем теперь уже его спину. Этого, впрочем, он утверждать не мог – да и анализировать времени не было. Потом.
Ненависть.
Ярость.
Бешенство.
Прекратить.
Убить всех.
Оптика отключалась от жара во всем корпусе, системные ошибки перегружали процессор, мешали воспринимать реальность – но фиолетовое свечение, сосредоточенное в районе шеи фем, за толстыми пульсирующими и сочащимися энергоном кабелями, Тарн засёк. Треск лопающихся шлангов и рвущихся проводов миниботки он скорее угадал, чем услышал, руку снова обожгло то ли кислотой, то ли еще какой дрянью… Но в следующий момент он отшвырнул то, что осталось от маленькой юникронопоклонницы, с силой наступил на обломки, с хрустом, в пыль, растёр их ногой по каменному полу, оглянулся на союзника, держа в руке тёмно-фиолетовый светящийся кристалл, и выдал длинную тираду на старокибертронском, смысл которой заключался в том, что он неоднократно и в извращенной форме вступал в интерфейсные отношения с альфами Блицвинга, с самим Блицвингом и со всей его возможной роднёй. Когда-то, любопытства ради, он интересовался у Воса словообразованием на его диалекте – и вот, пожалуйста. Пригодилось.
За дверью все еще бесновалось Нечто, оставшееся без хозяйки, но Тарну сейчас не было до адских питомцев никакого дела. Обожжённые дочерна пушки дымились за спиной, броню покрывал слой копоти, когти вымазаны в чём-то еще более мерзком – и больше всего хотелось сначала набить кое-кому рожу, а потом добраться до мойки.